«Курлы-курлы-мурлы», - зачирикал электронный соловей и эхо пошло гулять по квартире, отражаясь от стены к стене. Раньше у Проценко стоял обыкновенный дребезжащий звонок с вечно заедающей кнопкой, но два года назад его сменили на модерновый, изображавший фальшивую птицу. Мать отложила в сторону «Проклятых королей», с трудом полученных взамен двадцати килограммов макулатуры, и пошла открывать дверь. На пороге стоял Леня Лисичкин – серьезное упитанное существо десяти лет от роду. «Андрей дома?» - вопросил он с надеждой. Гулять без Андрея Лене было скучно. Андрей умел интересно рассказывать, а еще всегда придумывал что-нибудь новое. Как бы еще Леня узнал, что кусок карбида, брошенный в городской фонтан, пускает очень даже большие пузыри? А если тот же карбид пристроить в лужу и засыпать грязью, оставив только небольшую дырку, то получится отличный вулкан – если, конечно, не забыли украсть дома спички.
Андрей был дома. Ребята мигом пронеслись по девяти пролетам лестницы и оказались в мире, залитом желтым полуденным солнцем по самое горлышко. Свет бил в глаза и дома казались полустертыми, а люди – серыми силуэтами. Мелко дрожала на асфальте тень от тополей. Двор был пуст, сверстники сидели по домам, учили уроки, поэтому ни на прятки, ни на казаки-разбойники рассчитывать не приходилось. Впрочем, еще с прошлого раза не было закончено одно дело – обойти все автоматы, расположенные в пределах досягаемости, то есть не дальше квартала от дома, и выпить в каждом газированной воды с сиропом. В вестибюле бани уже были, на углу двух улиц побывали, в мебельный магазин заходили. Остался еще автомат, стоящий возле арки – самый старый и самый интересный, с полосатым словом «Вода» и формами, округлыми как космический корабль. Денег, правда, ни у кого не было, но все равно решили к автомату идти.
Тень от деревьев лежала на улице как штакетины огромного забора и у Андрея даже зарябило в глазах. Расплавленное золото разливалось в воздухе и асфальт прогибался под ногами. Андрей закрыл глаза и стал наблюдать яркие вспышки, вьющиеся оранжевые кольца, черные прямоугольники и где-то в углу кусок красивого цвета, не синего и не зеленого, а какого-то среднего между ними. С каждым шагом картина менялась, в тени тускнела, на солнце разгоралось, но сине-зеленый цвет никуда не девался.
Свернули за угол и Андрей чуть не врезался в стоящую поперек тротуара легковушку. Возле нее задумчиво стоял взрослый мужчина в светло-серой полосатой рубашке, у ног которого удобно разместился квадратный телевизор с полированными боками. Завидев детей, мужчина оживился. «Молодые люди», - сказал он, - помогите мне, пожалуйста».
Телевизор был тяжел. Андрей и Леня с трудом приподняли один край и уцепились за дно. Мужчина взялся с другой стороны и объединенными усилиями предмет бытовой электроники был поднят и криво поставлен в багажник. «Большое вам спасибо», - поблагодарил счастливый владелец телевизора и достал из кармана две монетки по двадцать копеек. «Не надо, дядя - отказался Андрей, - мы же не ради денег». «Возьмите, возьмите, пожалуйста, всякий труд должен быть оплачен». Андрей больше отнекиваться не стал.
Через пять минут друзья сидели на железном заборчике и поедали подтаявший пломбир. Мороженое приятно холодило свой путь от горла до желудка. Холод посреди не по чину жаркого мая – что может быть приятнее в жизни?
Из двора напротив вынырнул Костик Безуглов. Через дорогу бросалась в глаза его вылинявшая футболка с зевающим во весь рот рыжим котенком. Костик жил в соседнем доме, но в затеях Андрея участвовал охотно.
Поскольку мороженое было съедено, а автомат потерял всякую привлекательность, решили идти в парк. Там прохладно и трава-мурава, деревья, на которые можно залазить, ездит детский паровоз.
По всему парку на высоких ножках цвели одуванчики. Хотя от жары были они довольно помятыми, но желтый цвет, заменивший привычную зелень клумб, поражал воображение. Редкие дуновения ветра заставляли колыхаться это одуванчиковое поле.
Андрей словно бы увидел эти невзрачные цветы в первый раз. Полый внутри стебель, фигурные листья и цветок из множества мажущихся тоненьких полосок. Чем дольше он смотрел на одуванчики, тем ясней понимал, что им надо срубить головы и как можно больше. Рубать одуванчики – это очень хорошо, очень нужно, этого от него ждут. Андрей огляделся, выбрал удобную хворостину, длинную и гибкую, обломал лишние ветки и со свистом рассек воздух. Годилась. Резкий взмах – и желтый цветок полетел в сторону, а на земле остался только сиротливо торчать тонкий стебель. Еще один взмах – и полетел второй одуванчик, третий, четвертый. «Знаете, ребя, - грамотно стал объяснять Андрей, - одуванчики – это сорняки, они мешают всяким полезным растениям. И чем больше мы их порубаем, тем лучше». «А нас за это не поймают?», - поинтересовался осторожный Леня. «Не поймают, мы же пользу принесем». Леня и Костик выбрали себе по инструменту и приступили вслед за Андреем к одуванчикокошению.
Свист – голова вон. Свист – голова вон. Очень приятное и интересное занятие. Удобно лежит в руке прутик, ты идешь и рубишь вредные цветки. Взмах – свист. Взмах – свист. Поломалась палка, которой ты неудачно задел за землю? Не беда. В парке много всяких палок и сухих веток. Взмах – голова вон. Еще взмах. Еще.
Одуванчики косили долго. Уже стало заходить солнце, длинные тени протянулись поперек аллеи, стала подходить к кинотеатру чисто одетая публика. Тогда только угомонились. Длинная полоска газона, покрытая валявшимися головками одуванчиков, осталась за спиной детей. Домой шли усталые, но чувствовали, что день прошел не зря.
Засыпая, довольный Андрей видел, как перед глазами скакали искры красивого сине-зеленого цвета, а за ними плыли и плыли темные силуэты одуванчиков, шатающихся на длинных ножках. Он сделал все правильно.
Людей было много. Огромный зал Дворца Спорта оказался забит до отказа. Многие сотни студентов пришли посмотреть выступление команды КВН, недавно занявшей первое место в Союзе. После КВН ожидались всякие конкурсы и игры.
Андрею все было внове. Никогда еще он не видел столько незнакомых людей сразу, столько симпатичных девушек в одном месте. Впрочем, все девушки ему были не нужны. Он пришел ради одной – своей одногруппницы Оли, красивой и умной. Сейчас она весело смеялась с подругами, а Андрей наблюдал за ней через два ряда. Сейчас Оля никакого внимания на него не обращала – как, впрочем, и весь семестр.
Все-таки на душе у Андрея было легко. Он не колебался в выборе профессии – ему словно шепнули, что надо учиться на программиста, без особых сложностей прошел конкурс в институт, уже отучился четыре месяца и ничуть не боялся начинавшейся сессии – знал, что ему помогут ответить на все вопросы, если будет нужно. Не то чтобы будут говорить прямо в голове – это уже шизофрения, а просто можно будет задать в пространство вопрос и почувствовать, что давно знаешь на него ответ. С заданиями тоже все получалось – позавчера он наконец нашел трансформатор и отнес его на нужное место – за старый киоск «Союзпечати». Проблемами смысла Андрей не задавался.
С коллегами по группе Андрей так особенно и не сошелся, они его игнорировали, и это было взаимно. Потому и сидел сейчас один. Вот только жаль, что для Оли он тоже был пустым местом. Конечно, красавцем Андрей не был – тощий, тщедушный, с длинной цыплячьей шеей, но все-таки ведь не урод. Лицо вполне ничего, а глаза даже красивые. Могла бы и посмотреть. Сам Андрей заговорить с ней первым опасался – а вдруг отошьет при всех и тогда уже не будет никакой надежды. Поэтому он терпеливо ждал.
На сцене скакали квнщики, шутили, пели, танцевали, даже нашли где-то негра, на удивление хорошо говорившего по-русски. Было очень смешно, хотя все номера Андрей уже видел по телевизору. Оля смеялась от всей души, ничуть не боясь показаться некрасивой. Она вообще держалась очень свободно и раскованно, знала себе цену.
После выступления клуба веселых и находчивых началась дискотека. Зал погрузился в темноту, из которой разноцветные сполохи вырывали время от времени фигуры танцующих студентов. Танцевать Андрей не умел и не любил, поэтому пошел по комнатам дворца, украшенным елками и снежинками. Посмотрел немного игру со стульями, понаблюдал за конкурсом «Кто вспомнит конец стихотворения». В фойе торговали конфетами и мороженым. Очередь была большая. Ради Оли Андрей мужественно бы ее выстоял. Впрочем, делать все равно было особо нечего, поэтому Андрей все-таки остался и купил «Гулливера». Снова пошел в зал. Оля была там, танцевала с подругами. Андрей занял наблюдательный пост у стенки и долго, не отрываясь, смотрел на ее гибкие движения. Девушкам было весело.
В одной из комнат стоял телевизор с видеомагнитофоном. По нему крутили иностранный фильм. Такие фильмы были тогда в новинку, поэтому вокруг толпилось немало молодых людей. На экране какой-то узкоглазый японец ухитрялся во время борьбы с врагами прыгать на высоту своего роста и при этом крутиться в воздухе, а потом приземлялся как раз в нужное место. На маленьком экране изображение смотрелось плохо.
Андрей медленно обошел все зал еще раз, а потом и еще, но в обратном направлении. Стрелка только подбиралась к десяти часам вечера. Одногруппницы высыпали в вестибюль, поближе к конкурсам, и Оля увлеченно пыталась набросить кольцо на плюшевого зайца.
Японца уже выключили. Теперь вместо него гонялись друг за другом кот и мышь. Кот был больше и сильнее, а мышь – хитрее и проворнее. Видно все равно было плохо. Андрей закрыл глаза и увидел где-то слева слабый сине-зеленый отсвет. Повернулся - отсвет стал сильнее. Андрей в третий раз побрел по залам, на этот раз медленно, подолгу закрывая глаза и осторожно разворачиваясь в разные стороны. Не здесь, не возле игральных автоматов, не на улице. В главном зале по-прежнему били одновременно по ушам и по глазам. Не здесь.
Она стояла недалеко от входа в женский туалет, прислонившись к подоконнику. Довольно симпатичная, немного тяжеловесная, не очень утонченная. Если бы Андрей был поискушеннее, то заметил бы, что тушь на ее ресницах подозрительно размазана. Девушка скользнула по нему усталым взглядом.
Андрей прикрыл глаза и ощутил слабый толчок откуда изнутри. Красивый сине-зеленый цвет полыхал за веками. Внезапно стало понятно, что нужно делать – расслабиться, все получится само собой. Андрей аккуратно развернулся и спустился по лестнице в фойе, подошел к какому-то парню, стоявшему перед самой продавщицей, похлопал его по плечу, протянул монетки, выуженные из заднего кармана, и сказал чужим голосом: «Слышь, брат, возьми и мне два». Парень покорно сгреб деньги и через минуту отдал два холодных стаканчика.
Андрей четко, как на параде, прошел фойе, поднялся вверх и подошел к туалету. Девушка до сих пор была там. Андрей стал перед ней лицом и сказал: «Извините меня, мне кажется, что вам немного скучно. Предлагаю вам мороженое». Девушка подняла глаза. «Вы считаете, что мороженое меня развеселит?». «Во всяком случае, можно попробовать». Андрей грациозно подал стаканчик. «Давайте прогуляемся. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы такая изящная девушка как вы, не чувствовала себя лишней посреди веселой толпы».
Через пятнадцать минут Андрей с приятным удивлением обнаружил себя в кафе на втором этаже дворца. Девушка сидела рядом. Перед ними стояло по бокалу шампанского, лежали конфеты в вазочке. Андрей уже знал, что девушку зовут Света, учится она на четвертом курсе университета на историка, интересуется ранним христианством и будет писать по нему курсовую работу, сама не местная, а из музыки любит Пугачеву.
С дискотеки доносились звуки музыки, вокруг радостно галдели беззаботные студенты, а через день должен был начаться новый год. Андрей придвигался к Свете все ближе и ближе. Она, к его удивлению, не стала вскакивать, опрокинув стул, и даже не отодвинулась. За веками по-прежнему горело яркое пятно. Мир казался маленьким и ласковым. Андрей аккуратно положил свою руку на узкую ладонь Светы. Она, казалось, снова ничего не заметила.
Прошло еще полчаса. Молодые люди уже ехали в трамвае, медленно ползущем по извилистым улочкам. Свет его окон вырывал из окружающей темноты то дерево, то какие-то сараи, то пустые бетонные доты остановок. Они ехали в общежитие Светы – надо было срочно застирать обшлаг пиджака, который Света неловко залила шампанским.
Стоял конец сентября, но было еще тепло. Солнце словно специально каждый день светило с голубого неба, чтобы все люди могли с ним попрощаться до весны. Деревья стояли пегие, с желтыми и зелеными листьями вперемешку. По улице с громкими воплями бегали вырвавшиеся из школы дети.
Андрей шел не спеша и слабое осеннее солнце отсвечивало от его начищенных туфель. Жизнь улыбалась. Пары на сегодня были закончены, а с заданием Андрей надеялся быстро справиться.
Знак стоял в немноголюдном переулке. Самый обыкновенный, с синими полосами крест-накрест. Андрей подумал, что больше всего он похож на половину британского флага. Если бы добавить второй знак, развернув его на сорок пять градусов, получился бы полный флаг, порадовавший бы саму королеву. Впрочем, этого от Андрея не требовалась. Его задачей было перевесить знак в другое место. Место было, правда, на другом конце города, зато уже все кем-то подготовлено.
Андрей подошел к знаку. Бояться было некого. Редкие машины, проезжавшие мимо, интереса не вызывали. Знак «Стоянка запрещена» был самым обыкновенным – слегка мятый железный диск, покрытый пленкой. Вся задняя сторона проржавела. Прикручивался знак к столбу двумя огромными железными гайками, тоже совершенно ржавыми. На этом рекогносцировка была закончена.
Андрей не спеша отправился домой. По дороге зашел в магазин, купил стакан молочного коктейля и слоеное пирожное, неторопливо съел. Потом заглянул в парк, посмотрел на усыпанную листьями траву, прошелся несколько раз взад и вперед по дорожкам, и только после этого пошел на троллейбус.
Когда на город опустилась ночь, Андрей уже снова был возле столба, одетый в старые брюки и вымазанный краской пиджак. Из сумки торчал здоровый разводной ключ. Молодой человек тихо постоял возле столба. Никого. Ни одна машина не спешила заехать в этот переулок, поросший амброзией, ни одному прохожему не пришло в голову туда заглянуть.
Ключ оттягивал руки. Андрей поставил его на первую гайку и завинтил щечки до упора, потом потянул конец ручки. Не помогло. Андрей дернул сильнее, потом еще сильнее. Гайка не поддавалась. Андрей поставил ключ другой стороной и потянул изо всех сил. Толку ноль. Тогда он повис на ключе всем телом, но гайка все равно не шла. Многие годы ее поливал дождь и осыпал снег, поэтому приржавела она насмерть. На этот случай Андрей предусмотрительно захватил с собой машинного масла. Он полил столб и гайку и выждав какое-то время, снова поставил ключ. Гайка не поддавалась. Андрей дергал ее и так, и эдак, прилаживал ключ по-всякому, чуть ли не танцевал под столбом. Потом стал аккуратно бить по гайке, стараясь не производить много шума. Так не получилось. В конце концов ключ соскочил и ударил по знаку. Знак завибрировал и подобие вечернего звона разнеслось по тихому переулку. Во дворе напротив проснулась собака и залаяла дурным голосом. Ее поддержали подруги. Андрей схватил ключ и поспешно скрылся.
Следующий день пришлось посвятить поискам. Благо, первой парой была культурология, предмет как бы и не обязательный. Андрей отправился в читальный зал, обложился подшивками журнала «Наука и жизнь» и стал штудировать раздел, в котором печатались всякие полезные советы – про лампочки, про гвозди, про заточку мясорубок. О ржавых гайках там тоже было написано.
Вторую пару тоже пришлось прогулять. Работу надо было сделать как можно быстрее. Андрей по-быстрому смотался в магазин за керосином, потом поехал к уже хорошо знакомому столбу и, воровато озираясь, щедро облил обе гайки. Потом бегом бросился в институт. Прогулять третью пару никак было нельзя – доцент Каракалов свое дело знал и со студентами умел справляться. Одногруппники, правда, потихоньку принюхивались, но никто спрашивать ничего не стал.
Снова опустилась ночь и застала Андрея у того же столба. Ни людей, ни машин поблизости не было – как обычно. Собаки пока что мирно спали в будках. На этот раз дело пошло веселей. Керосин сделал, что ему было положено, и после некоторых усилий гайка стала потихоньку поддаваться. Минут через двадцать Андрей наконец ее свинтил, завернул в тряпку и спрятал в свою сумку. С нижней оказалось еще проще – она поддалась почти сразу. Потом осторожно снял знак и, тихо ступая, понес его до следующего переулка, а там затолкал за гараж. После этого с легким сердцем отправился домой - половина дела была сделана.
Удачно прошел и следующий день. Заблаговременно купленный комбинезон сидел точно по фигуре. Андрей проехался до уже хорошо знакомой остановки, зашел в переулок, вытащил знак «Остановка запрещена» и, не таясь, понес его по улице. В троллейбус он садиться не стал. Во-первых, могли и не пустить, во-вторых, рабочий, едущий в общественном транспорте – это уже как-то подозрительно. Идти предстояло через полгорода, но в такую погоду это было даже приятно. Знак нести было, конечно, неудобно, но Андрей подготовил специальные веревки.
По улице долго тянулись покосившиеся одноэтажные домишки. На Андрея они всегда почему-то наводили смертельную тоску. Он скорее бы согласился жить на улице, чем в таком доме. Ему бы там было тесно и скучно, все равно, что жить в деревне, где всех развлечений – танцы вприсядку да мордобой стенка на стенку. А в одноэтажном домике и танцев бы не было, одни стенки.
Потом пейзаж стал поцивилизованнее. Появились двухэтажные дома с эркерами, вокруг них – клумбы. Потом пошли дома трехэтажные, потом пятиэтажные, но огромные, построенные в сталинские времена, серые и мрачные. Что-то суровое было в них, и один вид наводил на мысль, что жизнь – вещь очень и очень серьезная, что дается она человеку только раз, и даже легкие балкончики и обильная лепнина не только не веселили дома, но делали их еще монументальнее.
Сталинские дома, впрочем, закончились очень быстро. Город, в котором жил Андрей, никогда не задумывался единым. Когда-то это была просто куча заводских поселков, никак между собою не связанных, потом выстроили центр, потом центр стал расширяться, постепенно захватывая один поселок за другим, но общего стиля не получилось. Вышло что-то вроде архипелага солидного города в море одноэтажных домиков.
В конце концов, закончились и домишки с палисадниками. Их сменили местные «Черемушки», безликий набор панельных хрущевок времен борьбы с архитектурными излишествами. Борьба была, похоже, жестокая, не хуже, чем у хунвейбинов с предателями революции, а потому даже слепой поэт-идеалист при всем желании не отыскал бы у хрущевок ни малейшего намека на что-то изящное – одинаковые желтые коробки, на которые набросили огромную квадратную сетку.
Столб стоял в самом центре этих самых Черемушек. Просто столб с двумя дырками. Знак заблаговременно сняли и унесли другие люди. Андрей не знал, кто именно, не очень это его и интересовало. Да и спрашивать пространство о такой ерунде как-то не хотелось.
Болты аккуратно вошли в предназначенное для них место. Андрей прикрепил знак, завинтил его ржавыми гайками, тщательно затянул и с чувством выполненного долга поехал домой.
Солнце, немилосердно палившее целый день, наконец начало заваливаться к западу – за деревья и сараи берега. Солидные семейные люди поднимались со своих простыней и бараканов, отряхивали песок, одевали голых детей и, вытянув из сумок смешные трусы в цветочек или запасные купальники, грузно шли к жестяной бочке-раздевалке. Молодежь подхватывала мячи и гитары и бежала в пансионат в чем была.
Андрей закрыл книгу Гради Буча по объектно-ориентированному программированию, аккуратно заложил страницу календариком с видом какой-то крымской скалы, вытрусил махровое полотенце, на котором лежал, и не спеша пошел в свой второй корпус. Переодеться можно было и там, тем более, что плавки на жаре давно высохли. Не без сожаления оглянулся и посмотрел на море. Конечно, Азовское море – не Черное, но две недели прошли очень быстро, завтра уже отъезд, а в следующем году практика, диплом, так что будет совсем не до отдыха.
Сосед по комнате – положительный одинокий мужчина – не студент и не преподаватель, непонятно как попавший в пансионат – уже ушел в столовую. Андрей скинул плавки, открыл дверь балкона, чтобы повесить их на веревку, потом спохватился, вспомнил, что завтра утром все равно уезжать и кинул их в свою дорожную сумку. Потом он надел брюки и футболку, и отправился в главный корпус.
Ужин только что начался. Кормили в институтском – а вернее уже университетском – пансионате неплохо, но на всем лежал неизгладимый отпечаток кухни, именуемой обычно «столовской». Сегодня подавали котлеты с ячневой кашей, салат и компот.
Андрей, как обычно, стал смотреть в окно, выходившее на главную аллею, всю в цветах. На нее уже вышли отужинавшие в первую смену отдыхающие. Столовая гудела людскими голосами, раздавались взрывы смеха, ныли несознательные дети. «Валентин»! - поминутно вопили за соседним столиком. Валентин есть не хотел и развлекался как мог.
Влажный покой наползал на Андрея. Хотелось сидеть и сидеть за столом, попивать компот маленькими глотками, лениво вспоминать прочитанную книгу и смотреть, как в соседнем пансионате по одному зажигаются окна, образуя подобие грубой растровой графики. Тихо шуршало море.
После ужина Андрей, предусмотрительно захватив полиэтиленовую сумку, отправился к своему секретному месту. Каждое утро две недели подряд он аккуратно наливал морскую воду в большую фотографическую ванночку, закопанную на всякий случай прямо в песок, и каждый вечер счищал с нее морскую соль. Теперь пора было забрать добытый продукт, чтобы завтра увезти его с собой в город и там оставить в каком-нибудь тихом переулке.
Путь Андрея лежал через соседний дом отдыха, принадлежавший какому-то заводу, на самый край всегда пустынного пляжа, туда, где начинались заросли ив и акаций. Там между корнями была вкопана кювета, там же лежал и пакет с уже выпаренной солью.
Перебравшись через низенький забор, Андрей увидел, что на пляже успели расположиться какие-то туристы. Две палатки, большая и маленькая, вырисовывались в сумерках. Горел небольшой костер, от него слышались невразумительные гитарные аккорды. Тропинка, к сожалению, проходила совсем рядом с палатками.
- Ой, Андрей, а ты здесь откуда? - раздался жизнерадостный девичий альт.
Это была Алена со странной фамилией Ханыжа, неунывающая, общительная, но совершенно неумная одногруппница Андрея. Рядом с ней сидела ничуть не похожая на нее, но самая близкая подруга Юля – задумчивая, как обычно. Юля была достаточно симпатичная – с длинной косой, немного пухленькая, но больно уж мрачная и недоступная. С другой стороны костра расположились душа любой компании Славик – основательный и уютный, Дима с гитарой и мрачный Артем. Артему Юля очень нравилась, но все что-то не выходило у него, Юля никак ни на что не соглашалась, однако окончательной отставки не давала. За перипетиями их отношений вся группа следила с неослабевающим интересом, но Андрею эта история казалось совершенно глупой – как будто бы мало вокруг одиноких и на все согласных девушек, чтобы так упорно добиваться одну-единственную, которой непонятно что надо.
- Угу, в «Альбатросе»... Ну так... Нормально... Завтра уже уезжаю...
- А мы вот на выходные решили приехать. Море, песок, надоело все в городе, хочется романтики...
- Угу...
- Пойдем ночью купаться... Оставайся с нами. Ты куда идешь?
- Да я так, по делу. Остаться, ребята, не могу, мне еще постель сдать...
- Ну, ладно. Так приходи.
- Ну если успею... Магазин – в эту сторону, за третим санаторием, потом влево... Хорошо... Передам... Кого увижу... Мишка тут, еще этот из параллельной, в очках который...
Все это время Андрей отходил по полшажка от компании и когда скрылся в темноте, пошел большими шагами прочь от неожиданной встречи. Еще своих студентов не хватало, - подумал он. Не то, чтобы он что-то имел против своих одногруппников – они были самые обыкновенные и к Андрею относились нормально, но Андрей не видел никакого смысла ни в их самих, ни в их занятиях. К тому же их нездоровое любопытство, всегда не вовремя и не кстати, пустой треп ни о чем, терзание гитары по любому удобному поводу – а играть никто из них не умел, наплевательское отношение к программированию, в общем, любить их было совершенно не за что.
Потемнело окончательно. Небо усыпалось огромными южными звездами. Луны не было. Море с тихим шипением выкидывало на берег свои ложноножки и тут же забирало их обратно. Вдалеке справа показались фонари поселка.
Андрей свернул на неприметную полянку, закрытую со всех сторон деревьями, опустился на колени и стал искать на ощупь свою ванночку. Потом нашарил пакет, аккуратно счистил в него сегодняшнюю соль, закопал ванночку на место и присыпал сверху песком, чтобы никто не нашел. Вложил пакет с солью в другой, предусмотрительно захваченный, и встал. Ехать домой не хотелось. Жалко было прощаться с морем и солнцем. Андрей сел на песок, поставил пакет рядом и стал бездумно смотреть в сторону невидимого моря. Звезды подмигивали с неба, ветер пробегал от точки А к точке Б и назад, тикали наручные часы, и можно было так сидеть всю жизнь.
Постепенно стало холодать. Андрей с неудовольствием встал, потянулся, разровнял песок на том месте, где сидел – на всякий случай, подхватил пакет с морской солью и пошел в пансионат.
Костер у палаток уже погас, студенты, очевидно, расползлись спать, но Андрей все-таки решил их обойти по широкой дуге. Снова прицепятся, начнут выведывать, что он несет, девушки будут строить глазки и изображать обиженных, надувать губы. Андрей свернул с тропинки поближе к морю и тихо пошел по прогибающемуся песку. Пляж слабо отсвечивал в темноте. Андрей все время глядел вперед, чтобы не обойти дырку в заборе и поэтому чуть не споткнулся о чьи-то голые ноги. Точнее две пары голых ног. То ли Артем все-таки уговорил Юлю, то ли она поддалась очарованию летнего вечера у моря. Андрей, чертыхаясь про себя, отскочил в сторону, отбежал пару шагов и стал вертеть головой, чтобы определить направление. Если бы он мог, то стал бы кричать сейчас на весь поселок, все, что думает о сексуально озабоченных молодых людях, об их дурацкой любви, о том, что пляж – не лучшее место для копуляций и вообще, вообще. Ну их к черту всех. Достали. Как они все меня достали. Никуда от них денешься, везде найдут, будут выспрашивать, что несешь, почему такой бледный, чего не идешь с нами пить водку. К черту!!
Андрей, тяжело дыша, перелез через дырку и пошел к своему корпусу.
Перед дверью лежал старомодный коврик. Под таким вполне могли прятать ключ для дочки, возвращающейся с продленки. Дверь тоже была старомодная – не железная, а просто обитая дерматином. Андрей потоптался немного для приличия и надавил кнопку звонка.
Прихожая у Люды была маленькая и темная. Помещались в ней только вешалка и тумбочка, да еще на стене висел какой-то пыльный пейзаж, на который уже давно никто не смотрел. Андрей снял туфли, аккуратно поставил их к стене и прошел в комнату.
Люда сидела в углу дивана и смотрела с каким-то непонятным выражением лица. Андрей наклонился, поцеловал ее в плечо и протянул дежурную розочку. Люда взяла цветок, но продолжала смотреть с напряжением.
Андрей уже было уселся рядом и протянул руку, чтобы обнять, но ее лицо было странным.
- Солнышко, что-то случилось?
Люда молча смотрела на него.
- Солнышко, у тебя что-то не так?
- Андрей!
- Что?
- Ты где был?
- Я? В командировке. Я же тебе написал.
- Ты ничего не писал.
- Писал. Кажется, писал. Собирался.
- Ты ничего не писал.
- Ну да. Извини. Совсем замотался. У меня была сложная работа. Понимаешь, меня отправили представителем заказчика – руководителем проекта от нашей фирмы. А у разработчика был свой руководитель проекта. Мужик он был грамотный, даже чересчур. Все время ссылался на...
- Андрей!
- Что, птичка?
- Ты бы мог позвонить.
- Куда? А, тебе... Ну, понимаешь, я жил на окраине, в гостинице, а там телефон все время был сломан, а у фирмы офис был на другом конце города. Это надо было ехать в центр, на переговорный пункт, а времени не было совершенно. Веришь – даже брился через три дня.
- Ну ты мог бы сказать, мог бы попросить у кого-нибудь мобильный...
- Солнышко, ну ведь меня не было всего полтора месяца. И я за делами совсем забегался, да и зачем тебе вникать во всю эту ерунду. Успокойся...
Андрей попытался снова протянуть руку, но Люда подалась от него.
- Андрей, ты что-нибудь вообще чувствуешь?
- А что я должен чувствовать?
- Ты не понимаешь? Ты специально издеваешься? Ты звонишь раз в три недели, когда тебе чего-то надо, а потом меня вообще нет. Ты хоть знаешь, чем я вообще занимаюсь в твое отсутствие?
- Работаешь. Чем ты еще можешь заниматься?
- А тебя я не жду? Тебя не жду?! Я о тебе не вспоминаю?
- Успокойся. Успокойся. Зачем обо мне вспоминать?
- Так я не должна о тебе даже вспоминать, когда тебя нет? А я не могу не вспоминать! Не могу! Не могу!
Люда бросилась в ванную и вернулась только минут через пять. На лице ее блестели капли воды.
- Андрей, ты понимаешь, что ты сделал?
- А что...
- Я жду тебя неделями. Неделями. И вдруг ты вообще исчезаешь. Тебя нигде нет, телефон твой не отвечает, на работе о тебе ничего не знают, говорят, тебя вообще в кабинете нет и уже давно не видели...
- Меня шеф послал, это было внезапно – производственная необходимость...
- Я как дура бросаюсь по больницам, звоню в морг – никто ничего не знает. Что я должна думать? Скажи, что я должна была думать? Что?
- Успокойся. Ну успокойся. Ничего страшного не произошло. Я жив, здоров. Проект мы сдали, так что все нормально.
- Нормально? Это ты называешь нормально? Ты исчезаешь неведомо куда, тебя нет полтора месяца, я тебя уже похоронила, потом ты вдруг появляешься и для тебя все нормально?
- Ну Люда, ну к чему эта истерика? Все ведь нормально.
- Это нормально?! Это у тебя нормально? Приходить черт знает когда, а потом исчезать, это нормально? Ты что-нибудь вообще понимаешь? Ты чувствуешь что-нибудь? Или ты вообще машина? Железяка, как твои чертовы компьютеры! Это у него нормально!
- Ну, солнышко, ну, лапочка!
- Ты еще смеешь называть меня солнышком? Где-то набрался этой дряни? У Козлова? У Карнеги? Ты думаешь, я тоже машина? С кучей ручек и с голосовым управлением? Сказал «Солнышко» и я растаяла? У меня есть чувства, есть, ты это понимаешь?
Андрей, наконец, сообразил, что привычных ласк сегодня не будет. Где-то произошел системный сбой. Что делать сейчас с Людой, он представлял себе слабо. Привычные помощники на этот раз молчали – видно, не считали момент важным.
- Люда, ну не надо так кричать. Ну не надо. Я не прав, я виноват.
- В чем ты виноват?
- Ну надо было сразу тебе позвонить, чтобы ты не искала по моргам...
- А чувства у меня есть?
- Есть, солнышко.
- Не называй меня этим поганым солнышком. Не называй меня так больше.
- Хорошо, не буду.
- А что ты еще не будешь?
- Ничего не буду. Что скажешь, то не буду. Я пойду, наверное...
- Куда ты пойдешь?
- Домой. Я же вижу, ты сегодня не в форме. Я пойду, не буду мешать.
- Не в форме? Я не в форме? Я же тебя ждала, ты слышишь, ждала. Тебя. Ждала...
- Слышу. Так я пойду?
Повисла долгая пауза. Люда смотрела на Андрея с застывшим лицом. Потом вдруг неожиданно вскочила и стала колотить его маленькими кулачками.
- Ты машина! Ты бесчувственная машина! Ты робот! Робот!! Робот!!! Робот!!!
Сопротивляться Андрей не стал, просто прикрыл голову руками. Люда била его куда ни попадя.
- Убирайся! Убирайся отсюда! И больше не приходи! Никогда не приходи! Забирай свои поганые подарки и убирайся!!
Люда вскочила и стала швырять на пол вазочки, шкатулочки из раковин и все такое прочее. Шкатулка ударилась о ковер и треснула. Ваза выдержала.
Андрей встал, выскочил в прихожую, схватил туфли, потом открыл дверь, выпал на площадку и захлопнул дверь снаружи. Потом относительно спокойно завязал шнурки на туфлях и спустился по лестнице. Вслед ему полетел глиняный божок из магазина фэн-шуй.
Не дыша и даже почти прикрыв глаза, Андрей поднес к церкви последнюю главу, уже намазанную клеем в нужных местах. Глав было двадцать две – очень много, и как такое можно было сделать одним топором и с настоящими бревнами, Андрей представить себе не мог. С моделью он возился больше полугода.
Но теперь она была готова – на столе стояла Преображенская церковь во всей красе, только маленькая. В Кижах Андрей никогда не был, поэтому оригинала не видел, но и так было понятно, что все пропорции выдержаны абсолютно точно. Настоящий памятник архитектуры.
Сегодня был еще один праздник – Андрею исполнилось тридцать лет. По этому случаю он купил себе торт, бутылку хорошего вина и к ней засахаренных долек ананасов.
Церковь надо было везти только завтра – Андрей это уже знал. Развернул карту и положил ее на пол. Пылегорск был обозначен в самом углу области, на дальнем ее конце. «Другого места не нашли, что ли?» - хмыкнул он про себя.
С работой все было нормально – проект сдали, напряжение последних трех месяцев, наконец, спало. Сам Андрей, правда, не особенно и был напряжен, но работать с издерганными и замученными подчиненными тоже не очень-то приятно.
Вечер тихо накрывал город складками темно-синего бархата. Зажигались постепенно окна в домах напротив – то там, то здесь, потом включились сразу все фонари. Ночь обещала быть звездной.
Андрей не спеша посасывал вино из стакана, заедал ананасами и краешком глаза ухватывал церковь, на которую пошло, наверное, не меньше ста коробков спичек. Мягкими волнами отсвечивала она сияла, залитая желтым светом Луны. Спокойно и уютно было в квартире. Шум города до одиннадцатого этажа не доходил.
И снилось потом Андрею, что смотрит он с высоты своей квартиры, а из окна виден район, где он еще ни разу как-то не бывал до сих пор, и зря, потому что район красивый. Там дом со шпилем, а рядом другой художественный дом, темно-розовый, с хитрой колоннадой, а возле него парк, а в парке фонтан и аллеи с пустыми лавочками.
И следующее утро было спокойным. Медленно подплыла к перрону зеленая электричка с красной полосой на боку и Андрей, осторожно держа коробку с церковью, зашел в почти пустой вагон. Запихивать свой хрупкий груз наверх он побоялся и поставил модель рядом с собой на скамейку. Билет аккуратно лежал в нагрудном кармане.
Поезд взвыл и сразу разогнался. За окном пошли змеиться пути, замелькали столбы, потом нагнали какой-то грузовой состав – полувагоны щелкали один за другим, как счетчик Гейгера. Наконец станция кончилась и развернулись желтые и зеленые поля. Провода, висевшие вдоль дороги, степенно опускались, потом так же степенно начинали подниматься, и вдруг следовала мгновенная темная вспышка и провод снова оказывался наверху.
Андрей стал смотреть на встречный путь – он сливался в равномерную серую полоску, но если следить за одним местом взглядом, а потом внезапно перевести глаза вперед, на мгновение показывались шпалы.
Спокойно прошли три часа, а модный детектив так и остался лежать в кармане.
Пылегорск был весь каким-то серым – серый вокзал, покрытый давно немодной шубой, грязные маршрутки, стоящие на площади, невзрачные девятиэтажки, собравшиеся группкой неподалеку.
В троллейбус Андрей садиться не стал, чтобы не помять Преображенскую церковь, на которую ушло столько времени и труда. Идти было всего три остановки. Сначала мимо троллейбусного кольца, потом какие-то длинные одинаковые дома из двух этажей и, наконец, крутой поворот.
Самолет было трудно не заметить. Он совсем не вписывался в обстановку и его крылья неуклюже торчали в разные стороны. Под ними росли округлые кусты. Дюралюминий потерял блеск, был припорошен серым, но сразу же было видно, что эта площадь мала для самолетика, что он хочет в небо, чтобы затеряться там незаметной с земли точкой. Все равно хочет, хотя уже двадцать лет приварен к пьедесталу.
Курьер – а может брат по счастью – не будешь же спрашивать, уже ждал. Невзрачный парнишка лет семнадцати, коротко стриженый, державший себя спокойно и уверенно, даже слишком уверенно. Крыло висело за его головой. Пожимая руку Андрею, в другой руке он держал сигарету. Андрей покосился неодобрительно, поскольку курить так и не начал, табачного дыма не любил и со своими коллегами на этой почве постоянно ссорился.
- Привет! - сказал молодой человек. - Принес?
Вопрос был чисто риторическим. Андрей аккуратно передал ему коробку и сказал:
- Осторожнее. Вещь хрупкая, редкая. Ручная работа. Боится сырости. И не мни.
- Я в курсе.
Больше говорить было не о чем. Пацан докурил сигарету, отнес окурок в урну, пожал еще раз руку Андрею, взял коробку и ушел. Его сразу же скрыли серые кусты.
Андрей остался, обошел самолет, чтобы посмотреть модель. «Як-40», было написано возле кабины, а по хвосту шли синие буквы «Аэрофлот» и рядом серп и молот с крыльями.
В набитый троллейбус Андрей снова лезть не захотел и пошел назад, по той же улице, прочь от самолета, рожденного когда-то летать.
Что-то странное происходило вокруг. Город был все тот же, и небо такое же, и машины так же визжали тормозами, только на это уже никто не смотрел сверху. Никто не видел пятнышка на тротуаре, называвшегося Андреем. Он вдруг почувствовал себя в пустоте, в космическом вакууме. Ясно представилось ему, что он висит в черном пространстве и до ближайшего человеческого жилья световые годы.
Андрей закрыл глаза и сначала ничего не понял. Скакали перед глазами оранжевые пятна, называемые по-научному «фосфены», завивались желтыми и оранжевыми спиралями, но не было в углу знакомой точки красивого цвета морской волны – чего-то среднего между синим и зеленым. Точка выключилась. Где-то нажали на кнопку «Delete».
Ее не было, если повернуть голову налево и если повернуться направо, если закрыть глаза и если открыть. Не было точки. Исчезла.
Были дома, длинные и серые, была улица, деревья, серый вокзал, товарные вагоны и весь унылый город Пылегорск. И все.
Андрей подошел к кассе и внезапно понял, что не знает, как обращаться к кассирше. Девушка? Женщина? Дайте пожалуйста? Ей надо сказать, куда ехать, а куда ехать? С ней надо как-то заговорить, ей улыбнуться, но совершенно непонятно, как это было сделать. Андрей отбежал в сторону, упал на лавку рядом с каким-то непонятным пенсионером и снова закрыл глаза. Точки не было, только стучала кровь в висках. Угол внизу поля зрения был совершенно пустым.
Андрей немного отдышался, заставил себя подойти к кассе и заикающимся голосом сказал название своего города. Если бы кассирша переспросила, он отбежал бы в ужасе от окошечка и вряд ли вернулся бы назад. Но у него ничего не спросили. Женщина молча выбила билет и что-то написала на нем шариковой ручкой.
Час до электрички Андрей провел на лавке с закрытыми глазами. Он не мог смотреть на людей – они казались ему какими-то неуправляемыми машинами, работающими по собственной программе. Что им надо – неизвестно. Куда они идут – бог весть. Откуда пришли – кто знает? А зачем они нужны – вообще неясно.
Наконец подали электричку – наверное, ту же самую, тоже зеленую. Андрей вдруг заметил у нее на лбу три латинских буквы – R, V и снова R. Люди перешептывались вокруг Андрея, наверное о нем, может быть даже показывали на него пальцем за спиной. Он не в силах был обернуться. Что означают эти буквы? Может быть, это знак для него? Может, это просто модель? Или название? Почему буквы латинские, а не русские? Есть ли они на других поездах? Почему он никогда раньше этим не интересовался? Вдруг это важно, вдруг это необходимо знать и это знает каждый, кроме него. Они знают, они спокойно идут, смеются за спиной, толкаются. Они знают, а он – нет.
Людей в вагоне было очень много, но Андрей ухитрился втиснуться при посадке и занял место на деревянной лавке. Его зажали с обоих сторон, но это было гораздо лучше, чем висеть в проходе.
Электричка плавно набрала скорость и вокзал Пылегорска стал отползать вдаль. Прогромыхала другая электричка, размытой голубой тенью проскользила мимо, но Андрей не успел разобрать, есть ли на ней какие-нибудь буквы. В окно снова вползли поля и стали колыхаться огромной тканью.
Ехать было долго. Андрей с облегчением закрыл глаза. Точки по-прежнему не было. Он уже знал, что ее больше не будет никогда, но еще на что-то надеялся.
Сиденье Андрея было с солнечной стороны и сквозь закрытые глаза он видел тени деревьев, заливаемые внезапно оранжевым светом и тут же образующиеся снова. Темные пятна мелькали в глазах, тут же растворялись в светлых и становились темными. Оранжевые кольца стали крутиться в глазах, какие-то волны качались вверх и вниз, и выскакивали из света длинные тени, чтобы тут же исчезнуть вновь.
Андрей сидел, не двигаясь, не меняя позы. Электричка грохотала железными колесами, без напряжения перемещая в пространстве его тело, а вместе с ним множество остальных пассажиров со всеми их мешками, ящиками и сумками. Постоянный ток в три киловольта непрерывно входил в пантограф, растекался по проводам, по пути вращал роторы двигателей и уходил по рельсам назад, замыкая кольцо.
Где-то вычеркнули запись из огромной базы данных.
Точки не было.
28.08.2005