Последний троллейбус

Впереди маячит узенький пятачок вдоль дороги, на котором теснятся люди, понуро смотря в землю. Время от времени то один, то другой выскакивают на обочину и, приложив руку к глазам на манер козырька, смотрят вдаль. Они высматривают тебя, и вот, завидев, начинают шевелиться, куда-то продвигаться, сначала те, что стоят на самой обочине, потом те, что за ними, хватают в руки свои баулы и узлы, кидают на серый асфальт недокуренные сигареты. Ты устало и обреченно подползаешь к ним, троллейбус с грустными глазами. Когда-то твои слегка раскосые фары смотрели на мир с радостью и ожиданием чуда, ты тогда стоял на заводе в далеком и теперь нереальном Энгельсе, в окружении своих братьев, таких же как ты, сияющих свежей эмалью и блестящих никелем, вы мечтали о чудесных зеленых городах, в котором будете воссоединять людей, везти их навстречу друг другу, помогать встретиться влюбленных. Как ты бегал в молодости, спешил на вокзал и на завод, успевал всюду, как радостно шуршали твои шины по свежему асфальту, черноту которого еще не перечеркнули сотни следов. Веселые люди заходили в салон, аккуратно пробивали билетики и чинно усаживались на новенькие, пахнущие кожей, кресла. Молодость, молодость, время, которого, наверное, и вовсе не было, такое далекое, что уже почти нереальное, распавшееся на тысячи мгновений и исчезнувшее навсегда в плотном потоке людей и остановок.

Ты медленно тормозишь у бордюра, показывая уже стоящим наготове пассажирам свой облезлый, весь в лишаях ржавчины, бок. Дребезжа разболтавшимися суставами, открываешь двери и тяжело вздыхаешь. Господи, когда это уже кончится? Снова и снова они набиваются в тебя, протискиваются, расталкивают друг друга, подставляют в бока соседям зонты и углы чемоданов. Снова, едва усевшись, начинают клясть какого-то Горбачева и пререкаться с кондуктором, жаловаться на правительство и низкие пенсии, а потом скандалить друг с другом, истошно вопя. Сколько можно мучиться, изо дня в день видеть одни и те же улицы, заманчиво ведущие куда-то в светлую даль и предательски обрывающиеся заборами, разворачиваться у самой невидимой черты, за которой начинаются манящие прохладой рощи, и снова ползти назад, в этот пропахший плавящимся асфальтом ад. Уж лучше потерять все свои внутренности и превратиться в какой-нибудь тир, забыть обо всем, тихо стать на приколе в дальнем углу, где-нибудь за сараями и складами, не помнить ничего, никуда не ехать, а только стоять, стоять без всяких мыслей, выпотрошенной тушей.

Что, уже набились и водитель, отрывая тебя от воспоминаний, жмет на педаль, давая команду отправляться? Со скрежетом, невыносимым усилием ты захлопываешь двери, вернее, захлопнул бы, если бы их наглухо не заклинила своим хилым тельцем какая-то бабулька. Двери, раздраженно шипя, останавливаются на полпути, чьи-то ноги зависают в воздухе, твой салон оглашается воплями и хриплыми советами, вот-вот снова начнется перебранка. О великий троллейбусный господь, покровитель электротранспорта! Кажется на этот раз ты услышал молитвы и пришел на помощь. В наглухо забитом салоне чудесным образом нашлось место еще для одной старушки и двери, лязгнув напоследок, наконец целуются друг с другом. Беременный пассажирами, нагруженный как товарная баржа, по самую ватерлинию, ты тяжело отползаешь от этой остановки. Моторы, ревя из последних сил, тянут твою грузное тело вперед по улице-трубе. Увидеть бы того, кто основал этот город, спросить, почему он не мог выбрать место поровнее, плоское как стол. Зачем эти холмы, зачем пригорки, на которые натужно втягиваешь корпус, так и норовящий покатиться назад, зачем уклоны, которые тянут вниз так, что горят тормозные колодки. Зачем это все? Еще раз по той же самой улице, на которой ничего хорошего не происходит, по выщербленной мостовой, убитой годами, мимо накренившихся киосков, облезлых домов, замызганных окон, припорошенных пылью деревьев, мимо, мимо, и все ближе к смерти, к свалке, к проржавевшему насквозь остову, к распадающимся в прах железным костям, о которых не вспомнит никто из тех, что вынуждены сейчас стоять рядом, совсем близко друг к другу, как бы вместе, в твоем тесном, раскаленном немилосердным июльским солнцем, салоне.

Сайт создан в системе uCoz